Доступность ссылки

Ильми Умеров: Я мог бы стать эффективным переговорщиком с властью


Федор Стоянов

Бахчисарай – Заместитель главы Меджлиса крымскотатарского народа Ильми Умеров – один из немногих в Крыму политиков, позволяющих себе публично критиковать власть и высказывать свое недовольство ситуацией на полуострове. В августе прошлого года он покинул должность главы Бахчисарайской райгосадминистрации, которую занимал 9 лет. Тогда Умеров отказался принимать присягу российского госслужащего, хотя претензий к его работе со стороны первых лиц не было и ему даже предлагали остаться в кресле руководителя. «Надо быть верным своим принципам», – объясняет он. О том, как изменилась жизнь замглавы Меджлиса и его семьи за прошедший год, испытывают ли давление его родственники, когда и о чем в последний раз он говорил с главой республики, насколько дееспособен представительный орган крымских татар и допускает ли он возможность своего выезда из Крыма, Ильми Умеров рассказал в интервью Крым.Реалии.

– После обыска в вашем доме и допроса Следственный комитет оставил вас в покое?

– Я дал подписку о неразглашении тайны следствия. Меня еще дважды вызывали – это были следственные мероприятия. Сказать, что оставили в покое, не совсем правильно. Меня приглашают на эти встречи в качестве свидетеля по «делу 26 февраля». Единственное, что могу сказать, все свои показания я строю в поддержку Ахтема Чийгоза (заместитель главы Меджлиса, арестованный в рамах расследования уголовного дела «по подозрению в организации и участии в массовых беспорядках» 26 февраля 2014 года, когда возле Верховной Рады Крыма собрались несколько тысяч сторонников Меджлиса и партии «Русское единство». Тогда в результате столкновений двое человек погибли, – авт.). Потому что он на самом деле не организатор массовых беспорядков, наоборот, он весь день, что мы находились перед парламентом, все время кого-то разнимал, кого-то успокаивал, пытался предотвратить беспорядки.

– Существует мнение, что тех, кого вызывают на допросы по «делу 26 февраля», просят дать показания против Ахтема Чийгоза. Вам что-то об этом известно?

– Может быть. Но лично ко мне это не относится. На меня не оказывали давление, не просили корректировать свои ответы. Напротив, когда ответы были напечатаны, я вносил поправки, и следователь вносил их тоже.

– На ваш взгляд, можно ли считать «дело 26 февраля» заказным? Если да, то заказчик в Крыму или находится выше?

– Это сложный вопрос. Здесь могут быть переплетения этих интересов. Я на 100% убежден, что это заказное политическое дело. Выбор пал на Ахтема (Чийгоза), потому что он активный или, есть еще такой термин, недоговорной. Его локализовали. Ведь сейчас идет подготовка к траурным мероприятия по случаю 18 мая (дня памяти жертв депортации крымскотатарского народа, – авт.), и связи центрального Меджлиса с местными региональными меджлисами, поездки по Крыму и так далее в какой-то степени ослабли. Правда, сейчас я немного подключился, Нариман Джелял (первый замглавы Меджлиса, – авт.).

Ильми Умеров о Меджлисе, родных и ситуации в Крыму
пожалуйста, подождите

No media source currently available

0:00 0:02:42 0:00

– Что вам известно о судьбе других фигурантов «дела 26 февраля»?

– На этот вопрос я не смогу ответить, потому что ни с кем лично не общался. Состояние здоровья не позволяет мне быть сильно мобильным. То, что могу делать, я делаю, а то, что не могу, для меня – дополнительная нагрузка.

– Среди те, кто проводил у вас обыск, вел допрос, встречали ли вы знакомых вам ранее людей? Это были крымчане?

– Нет, лично моих знакомых не было. Мне показалось, что половина из них вообще приезжие из-за пределов Крыма.

– А в правоохранительных структурах Бахчисарая или Симферополя встречаете знакомых?

– В Бахчисарае я практически всех знаю. Здесь вообще у руководства каких бы то ни было структур, по-моему, только один новый человек – это руководитель ФСБ, и, наверное, руководитель Следственного комитета.

– Известно, что из-за вашей позиции ваша дочь Айше Умерова была уволена из Бахчисарайского историко-культурного заповедника. Кого-то еще из ваших родных подобная ситуация коснулась?

– К сожалению, да. Одно из помещений этого заповедника арендовала моя супруга, там находился художественный салон. Это было хорошее подспорье для семьи, потому что на государственной службе особенно много не зарабатываешь. Но мы этого лишились, потому что руководство с супругой не заключило договор аренды. У меня есть несколько братьев, всего их пять, у двоих из них есть небольшой бизнес. У одного – магазин «Бор-Чокрак» на автостанции «Западная» в Симферополе, там продаются бочки, большие емкости, пластмассовые изделия. У другого, самого младшего, – есть база стройматериалов в Бахчисарае в районе железнодорожного вокзала. У них уже по два раза делали внезапные проверки, причем с разницей в полчаса: уезжают от одного – приезжают к другому, причем тот же состав проверяющих. И один из них проговорился, когда брат спросил: «Может быть, забор подвинуть или документы привести в порядок?» Проверяющий сказал: «Вы не о том думаете, это зависит от политической позиции вашего брата. Он не в ту партию записался».

– Что будет дальше, как считаете? Проверки продолжатся?

– Насколько я знаю, документы у них в порядке. Есть, как и у любого предпринимателя, который занимается бизнесом, какие-то проблемы. Наверное, будут донимать их через эти проблемы, пытаясь воздействовать на меня, на мою политическую позицию и активность.

– Вы не задумывались пересмотреть свою позицию, чтобы начать договариваться с представителями крымской власти или чиновниками из числа крымских татар?

– У меня не такой высокий статус: я не председатель Меджлиса, не первый заместитель председателя Меджлиса. Заместителем я стал совсем недавно – на фоне существующего положения. В принципе у меня достаточно большой опыт, я, может быть, был бы эффективным переговорщиком. Если власти это будет необходимо, я готов.

– Когда в последний раз вы общались с главой республики Сергеем Аксеновым?

– Во время своего увольнения – в августе прошлого года.

– Вы расстались хорошо?

– Достаточно хорошо. Честно говоря, я вообще с ним не ругался. Если даже у нас есть какие-то претензии, то они в основном заочные. Я надеюсь, что ко мне серьезных претензией по работе не было. Когда я давал откровенные интервью, он мне делал замечания, я говорил, что это моя позиция и я при необходимости приму решение. Сейчас находятся некоторые мои оппоненты, которые говорят, что надо было сразу, еще в марте (2014 года, – авт.) подать заявление об увольнении, но я подал в августе, потому что весь этот период мы работали не по правилам Российской Федерации, а по правилам Украины. И когда уже республика взяла курс на выборы и мне надо было выбирать: то ли согласиться с тем, что после реорганизации райгосадминистрации приму присягу российского госслужащего, то ли уйду, – я для себя принял решение уйти. Написал заявление, пришел к Аксенову, он, честно говоря, удивился. Он сказал приблизительно следующее: «Если будешь держать язык за зубами, то можешь продолжать работать. У нас к вам никаких претензий нет». Я отказался, так как принял решение. У меня была единственная просьба, чтобы мне дали возможность самому объявить об этом на аппаратном совещании в райгосадминистрации.

– На вас пока еще на выходили представители Сергея Аксенова или Ремзи Ильясова (вице-спикера Госсовета)?

– Нет, никогда, ни по каким вопросам. После того, как я ушел с работы (с должности главы Бахчисарайской райгосдаминистрации, – авт.) в середине августа прошлого года, на меня никто не выходил с какими-то предложениями изменить позицию, поучаствовать в каких-то процессах, переговорах и так далее. Я думаю, что у нас (крымских татар, – авт.) достаточно много проблем, которые не касаются политики: проукраинские или антироссийские позиции и так далее. Можно, не касаясь этого, говорить о решении каких-то вопросов. Может быть, в некоторых из них я был бы эффективным, может быть, в каких-то – непреклонным, но участвовать я бы не отказывался.

– Как изменилась ваша жизнь за этот год – на бытовом уровне, в общении с другими людьми?

– Мы, например, никогда не были в плохих отношениях с Ремзи Ильясовым, с Бальбеком (вице-премьер крымского правительства Руслан Бальбек, – авт.) у меня никогда не было никаких отношений, и сейчас нет. Но с Ремзи и Зауром (глава Госкомнаца Крыма Заур Смирнов, – авт.), к сожалению, сейчас отношений тоже никаких нет. А то, что касается бытового уровня: родственники, друзья, соседи – у меня ничего не изменилось. Я даже не могу привести пример, когда кто-нибудь из моих знакомых отвернулся от меня из числа не крымских татар из-за моей позиции. Причем она достаточно публичная, я ее не скрываю и, мне кажется, от этого только больше уважения.

– Вам не угрожают из-за вашей позиции?

– Нет. Какие-то сигналы я сам вычисляю, а так, чтобы ко мне кто-то пришел и сказал: «Ильми, ты должен поменять мнение и в дальнейшем вести себя так, иначе дальше будет что-то с твоим братом или с твоей семьей, или еще что-нибудь», – подобного не было.

– Сильно ли изменился ваш любимый Бахчисарай за этот год – возможно, в сравнении с Севастополем и Симферополем, между которыми он находится?

– Я думаю, что внешне он вряд ли изменился, хотя в последние 4-5 лет в Бахчисарайском районе намечался серьезный и заметный подъем в экономическом смысле, в инвестиционной политике. Сейчас это все остановилось. Я думаю, что в ближайшее время вряд ли этот поток вернется.

– Это происходит из-за того, что местная власть не способна, не желает этого или просто нет команды сверху?

– Я думаю, что это взаимосвязано. У местной власти нет достаточного опыта работы, нет личных контактов на каком-то международном уровне. У крымской власти есть проблемы, связанные с санкциями и ограничениями на международном уровне. Никакие серьезные компании, банковые структуры в Крым не придут, если у них есть какие-то международные контракты или деятельность. Не хочу говорить, что это продлится год, два, три, пять или десять. Хочу, чтобы это вообще не продолжалось. Чем раньше это закончится и вернется на круги своя, тем лучше.

– Крымский Муфтият, в отличие от Меджлиса, сейчас тесно сотрудничает с крымской властью, с Духовным управлением мусульман Украины у Меджлиса также нет контактов, на кого в духовном плане ориентироваться крымским татарам?

– Структура есть структура. Надо ориентироваться на Духовное управление мусульман Крыма. А то, что нет контактов, это не совсем правильно, контакт есть: муфтий Крыма Эмирали Аблаев одновременно является членом Меджлиса, в последнее время немного пассивным членом Меджлиса. На заседания Меджлиса он не ходит, мы иногда сами к нему приходим, на какие-то темы общаемся. Он мотивирует свое активное сотрудничество с властью желанием сохранить Муфтият и развивать его деятельность, в противном случае активизируется Таврический муфтият. Это система противовесов. Он попал на эти систему противовесов, к сожалению. Где-то, может быть, не хватило духа, где-то – силы воли, где-то пожелал сохранить позиции, поэтому пошел на сотрудничество с властью. Как говорится, Аллах ему судья, я судьей быть не могу. Я не могу ни осуждать его за это, ни активно в этом поддерживать.

– Насколько дееспособен Меджлис крымскотатарского народа в нынешней ситуации?

Мы сможем держать позицию, сможем выдержать этот натиск

– Я считаю, что он вполне дееспособен, поскольку собирается кворум. Те члены Меджлиса, которые находятся в Крыму, собираются в одном месте, те, кто находится на материковой Украине, собираются в Киеве или Херсоне – мы по скайпу легко собираем кворум. Есть несколько человек, членство которых в Меджлисе приостановлено решением самого Меджлиса, и есть еще несколько человек, в том числе Муфтий, которые в последнее время перестали ходить на заседания. Тяжелее стало, конечно. То ли из 33-х членов Меджлиса собирать кворум, то ли из того количества, что есть. Когда заранее известно, что определенное число людей не придет, на остальных нагрузка увеличивается. Несмотря на то, что власть активно пытается противопоставить нам то движение «Къырым бирлиги», то движение «Къырым», то попытка назначить исполняющим обязанности главы Меджлиса Ремзи Ильясова, затем попытка набрать большинство среди делегатов Курултая крымскотатарского народа – все это не увенчалось успехом. Сейчас замечаем начало работы (со стороны власти, – авт.) по местным и региональным Меджлисам, по крайней мере, в Бахчисарайском районе такая работа уже стала заметна. Я думаю, что и это тоже не увенчается успехом и мы сможем держать позицию, сможем выдержать этот натиск. То, что мы собираемся и принимаем необходимые для нас в этот период решения, я и называю дееспособностью. Если раньше у нас методы работы и борьбы были другие, то есть мы были гораздо более свободны в выборе своих действий, то сейчас этот круг значительно сузился, но, тем не менее, мы есть и работаем.

– Все-таки удастся ли Ремзи Ильясову переформатировать под себя Меджлис и Курултай?

– Нет. В Меджлисе максимум, на что они могут рассчитывать, это 6-7 голосов, и на Курултай, я думаю, пропорционально то же самое. Они говорили где-то о 130 делегатах (лояльных к Ильясову, – авт.), где-то о 110 (всего – 248 делегатов Курултая, – авт.), кто-то говорит о 83-х. Почему такая цифра? Это то количество, которое может обратиться в Меджлис с инициативой о проведении сессии Курултая – это одна треть из 248 делегатов. Я лично не был ни на одном собрании, которое проводил Ильясов, но по тем видеоматериалам, которые доступны в Интернете, я тоже для себя попытался посчитать количество делегатов. Я думаю, что порядка 70-ти человек присутствовало на их последнем собрании (движения Къырым, которое возглавляет Ремзи Ильсов, – авт.). Из них человек 10-15 не делегаты Курултая и примерно 10-15 – несогласные. Некоторые говорят, что пришли туда посмотреть-послушать, некоторые говорят, что пришли послушать и не согласны. Реально у них порядка 40-45 штыков, больше я не допускаю.

– 3 мая запланировано празднование «Хыдырлеза» по инициативе крымских властей. Вы собираетесь посещать это мероприятие?

– Я не собираюсь, считаю, что пир во время чумы устраивать негоже. Это одна сторона. Другая: коль мы не признаем эту власть, то участвовать вместе с ней в увеселительных мероприятиях республиканского масштаба – неправильная политическая позиция. Буду просить других, чтобы они тоже не участвовали и не подводили свой собственный народ. В субботу (18 апреля, – авт.) прошло заседание регионального Меджлиса. Мы обсудили этот вопрос и приняли решение обратиться к Меджлису крымскотатарского народа с просьбой принять решение о неучастии в подготовке к этим мероприятиям. Мы не можем объявить о неучастии всех крымских татар, потому что все равно какая-то часть придет, но в подготовке и проведении этого мероприятия Меджлис – ни региональный, ни центральный – участвовать не должен.

– В каком формате должны проходить траурные мероприятия 17-18 мая?

Зарекаться, наверное, не стоит, но я не хочу уезжать

– Пока Меджлис по этой теме не собирался. Я думаю, в ближайшее время надо будет собраться, создать оргкомитет и обратиться к власти с просьбой провести масштабное мероприятие под эгидой Меджлиса крымскотатарского народа на центральной площади Симферополя. Я считаю, что 18 мая надо провести. Если разрешения на проведение этого мероприятия не будет, учитывая обстоятельства, в которых мы сейчас находимся, в бутылку лезть не нужно. Можно будет отменить данное мероприятие и объявить о том, что в этот день в определенное время, допустим, собраться на полуденный намаз всем по местам жительства крымских татар в мечетях Крыма и провести одновременный молебен. Вот эти два варианта лично у меня в голове крутятся.

– Вы допускаете возможность своего выезда из Крыма?

– Говорят, от сумы и тюрьмы не зарекайся (улыбается, – авт.). Зарекаться, наверное, не стоит, но я не хочу уезжать.

– Вы даже призывали соотечественников не покидать Крым…

– Я и сейчас готов призвать, чтобы крымскотатарский народ или его часть не покидала свою родину, пыталась в меру своих возможностей приспособиться к нынешнему режиму. Я не осуждаю тех, кто работает, я не осуждаю тех, кто получил российский паспорт, потому что мы должны жить в Крыму, мы должны быть носителями своей культуры на родной земле.

В ДРУГИХ СМИ




Recommended

XS
SM
MD
LG