18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют свидетельства из этих архивов.
Я, Ибраим Аметов, по национальности крымский татарин, родился 8 марта 1935 года в селе Мавлюш (после депортации переименовано в Карасевку, ныне исчезнувшее – КР) Ленинского района.
В состав нашей семьи входили: отец Амет Ислямов, мама Эбиде Аметова, сестра Зайде Аметова, сестренка Сайде Аметова и я, а жили мы с дедушкой (отцом папы) Джеварсланом Ислямовым.
Выселили нас из села Мавлюш Ленинского района, загрузив в центре села на грузовые машины и отвезя на станцию Ленино. На момент депортации мне было 9 лет, и я закончил 2 класса. У нас был дедушкин дом из 5 комнат, лошадь с бричкой, 15 барашек, корова и теленок.
Был мобилизован на войну мой дядя (брат папы) Ачлям Аметов. Мои родители и сестра во время войны помогали в сопротивлении немецким оккупантам, копая окопы для солдат Красной армии.
Накануне депортации не было никаких подготовительных действий, рано утром неожиданно всех подняли и погрузили на грузовую машину, не сказав о причине и не предъявив каких-либо документов. После составления списка для погрузки на грузовую машину никому никуда отлучаться не разрешали. А люди, не зная причины, с собой ничего не успевали взять, да и не разрешалось.
Нас сопровождали вооруженные солдаты с собаками до станции, а на станции их заменили другие. Местом сборов была станция. Людей было много – полная станция, и сопровождало нас очень много солдат. Продержали нас 2 часа, погрузили в товарные и скотные вагоны. Нашу семью выселили полностью – в составе 6 человек – и мы в этом количестве поехали в Узбекистан.
Не было никаких условий, и трое суток присутствовала полнейшая антисанитария, не давали еды и воды
Вагоны были грязные, по бокам были установлены полки, в вагон поместили 10 семей с нашего села, количество я не помню, но было тесно. Не было никаких условий, и трое суток присутствовала полнейшая антисанитария, не давали еды и воды. Остановки поезда были только тогда, когда ждали встречный поезд. Тела умерших выкидывали и на ходу поезда, и на станциях оставляли.
На станциях люди быстро собирали хворост, из муки с водой делали тесто и пекли его. Оно было полусырое и люди его ели, а в некоторых случаях этот полусырой хлеб отбирали солдаты. Заболевших людей вообще никто не смотрел, а медперсонала не наблюдалось на протяжении всего выселения.
Точно не помню, но ехали мы около 20 дней до Узбекистана. Доехали мы до станции Джума, нас высадили на перрон и отправили в колхоз на бричках. Там была организована для всех нас санобработка, то есть всех искупали в бане, и состригли волосы наголо у женщин и мужчин, так как у всех были вши.
Местная власть через 2 дня выгнала нас на работу в поле цапать хлопок, а местное население боялось крымских татар, так как им сказали, что приехали людоеды.
Нам предоставили барак, оборудованный для обработки шелкопряда и в который разместили всех переселенцев. Выдавали продукты за трудодни в небольшом количестве.
За оставленное имущество не выдавали ничего, и участки нам не предоставили. Нас крымских татар поставили на учет в комендатуру. Наша семья работала в колхозе Ильичевка с утра до вечера, а оплачивали продуктами, которых еле хватало семье. Из-за голода умерла младшая сестренка Сайде.
За малейшее нарушение сажали в тюрьму на 5 и более лет, считали уголовниками, хотя люди не совершали ничего противоправного
Комендатура очень строго следила за спецпереселенцами. За малейшее нарушение сажали в тюрьму на 5 и более лет, считали уголовниками, хотя люди не совершали ничего противоправного.
Началась массовая эпидемия тифа, малярии, и если успевали больного отвезти в больницу, то его там лечили по мере возможности, а если не успевали, то он умирал. Но врачебную помощи там, где жили спецпереселенцы, не оказывали.
Массовый голод и заболевания привели к массовой смерти. Хоронить умерших у родных не было ни сил, ни возможности. Если смерть наступала в больнице, то всех складывали в одну общую большую яму и закапывали.
Через несколько лет разрешили учебу в школе. После 1956 года, когда был отменен комендантский надзор, люди немного почувствовали свободу. Культура, язык и искусство – эти слова для нашего народа были недоступны и опасны в период 1944-1956 годов в местах спецпоселений – ничего не разрешалось. Произошло небольшое потепление в отношениях власти и местного населения к нам, так как крымские татары – очень трудолюбивый, терпеливый и добрый народ.
В 1956 году я закончил 7 классов образования, затем курсы водителя. Проработал водителем 36 лет.
В 1990 году, слава Аллаху, вернулся на родину в Кировский район, в село Журавки. Это село мне очень нравится и наших соотечественников здесь много, это меня радует.
(Воспоминание от 8 марта 2010 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: